На теннисных состязаниях Mutua Madrilena Madrid Open Роджер Федерер
завоевал первый в сезоне титул. И сотворил самую, пожалуй, большую
сенсацию в теннисном мире, обыграв в финальном поединке на грунте
первую ракетку планеты Рафаэля Надаля. Швейцарец прервал победную серию
испанца из 33 матчей и череду собственных поражений.
По
драматургии и ценности той особенной информации, которую дал этот матч
теннисным аналитикам, он, думается, может быть назван хитом сезона.
Федерер переиграл Рафу в двух сетах со счетом 6:4, 6:4. Это кажется
невероятным, почти невозможным. Почему? Ведь сам Федерер не так давно
выглядел вполне непобедимым на быстрых покрытиях. Плюс три финала
«Ролан Гаррос». Мы все ждали, когда и эта – последняя – вершина ему
покорится. И если бы покорилась, восприняли это как должное, разве не
так? Да, Надаль с 2005 года проигрывал грунт только четыре раза, да, в
личных встречах с Роджером на земляных кортах до Мадрида он вел со
счетом 9-1, но Роджер – он велик, он способен на все. Так думали еще
вчера его поклонники, но наблюдая за спадом в игре своего любимца,
как-то незаметно стали покидать его корабль. Слезы Федерера на Открытом
чемпионате Австралии, где он уступил Рафе последнее свое прибежище –
хард, огорчили и растрогали, но никак не вдохновили. На Роджере, если
уж быть честными до конца, многие почитатели поставили крест. И грех
упрекать их – таков спорт. Доказывать свое право на лидерство надо на
спортивной арене, а не на словах.
Вот почему заявление Федерера
накануне мадридского турнира о том, что он собирается играть в финале и
уверен, что ему по силам победить Надаля на грунте, мало кто воспринял
всерьез. Но давайте обратим внимание и на другие его слова: «Я играл
хорошо в этом сезоне, но не лучшим образом против сильнейших игроков».
И дальше: «Надеюсь, это случится на этой неделе, если нет, то поеду в
Париж, так и не сыграв с Рафой, и, может, это и неплохо...» Вот теперь,
после того, что Федерер сделал в Мадриде, задним числом начинаешь
расшифровывать эти интервью и понимать скрытые смыслы. Теннис, который
показал Федерер в последних стадиях австралийских состязаний, не просто
был хорош, в нем появилось нечто новое, особенно в матче с Дель Потро,
когда маэстро позволил себе немного покрасоваться на корте. Это новое
условно можно назвать стилем «Хамелеон»: Федерер
здесь – Федерер там, он и активен, когда не ждешь, и уходит от лобовой
атаки. Но не смог этого показать с Надалем и от обиды заплакал. После
стольких проигрышей его некогда железная психологическая устойчивость
дала сбой. И вот теперь, когда он в тиши закрытых кортов, избегая
посторонних глаз, начал готовить к Парижу свою новую грунтовую модель,
его посетила мысль о том, что было бы неплохо не встретиться с Надалем
в Мадриде, а сохранить эти заготовки до «Ролан Гаррос».
Но встретиться все же пришлось. И теперь мы знаем, какой сюрприз готовил Федерер своему извечному сопернику.
Собственно,
он сам потом сформулирует свой замысел, скажет на послематчевой
пресс-конференции, что сделал «именно то, чего не удалось сделать
Новаку в полуфинале, когда он должен был выигрывать в двух сетах». И
хотя он со свойственным ему политесом подчеркнет, что Рафа играл на
приеме не так четко, как обычно (видимо, имел в виду усталость Надаля
после четырехчасового матча), и потому, мол, было выгодно избрать
тактику коротких розыгрышей с опережением в завершающих ударах, но
будет ясно: речь идет не об одноразовой тактике, а о принципе, которым
мог бы воспользоваться и Джокович.
Впрочем, и до разъяснений
Федерера, по тому, как действовал он с первых минут матча стало ясно:
да, он стремится к коротким розыгрышам, но все дело в их наполнении.
Роджер
поставил задачу не дать втянуть себя в удобный для испанца теннис,
когда Рафа, обладая прекрасной скоростью и лучшей в туре физической
подготовкой, возит соперника по задней линии и, измотав его, заставляет
ошибаться. У самого же Надаля уникальная способность – чем больше он
двигается, тем точнее начинает играть.
Так вот, Федерер
предложил Надалю не бегать, а думать. Но думать было сложно, потому что
на это категорически не оставалось времени. Как можно было, например,
предположить, что швейцарец, вроде бы приняв дальнобойную перестрелку,
отправив Рафу глубоко за корт, ответит укороченным с задней линии? С
такой точки направить мяч в медленном полете с сильным вращением, чтобы
он клюнул вниз сразу за сеткой, очень непросто, но ему это по силам, и
очко взято. В другом случае Роджер играет по прямой с бекхэнда на
бекхэнд, игнорируя советы спецов, которые считают косой удар Надаля с
двух рук куда более опасным, чем воздушный бекхэнд Федерера. Но мяч
послан так глубоко и так близко к боковой линии, что у испанца не
остается ни угла для замаха, ни времени для обработки мяча – он
отвечает по прямой, а Роджер еще дальше смещается влево, готовя
форхенд. Обычно в этой ситуации последовал бы обратный кросс, и Надаль
готов стартовать, чтобы искать счастья в своей излюбленной игре по всей
ширине корта. Но Роджер и с форхенда пробивает по прямой. И возникает
такая картина маслом: весь корт открыт, а игровая ситуация не позволяет
Надалю этим воспользоваться – швейцарец держит его в узкой полоске и
продолжает по линии гнуть свою линию, пока не укладывает на нее мяч.
Все
эти подробности нужны лишь для того, чтобы зримо представить себе, что
избранный Федерером аскетичный рисунок игры, которая без привычной
многоходовой перестрелки как будто не имела тела и ощутимого ритма –
вся эта затея с пресечением инициативы соперника требовала штучного
подхода к каждому розыгрышу и нестандартного завершающего решения. Для
этого швейцарец в каждом гейме ходил к сетке, стремясь отловить и
остановить мяч – когда успешно, когда не очень. Из 18 розыгрышей у
сетки он выиграл 10. Надаль выходил два раза и выиграл одно очко. Важно
еще и то, что, когда сетка перекрыта, обводка по узкому лучу свободного
пространства справа или слева должна быть сверхточной, и это
ограничивало возможности испанца, вносило в его игру дополнительный
риск.
В итоге мы едва ли не впервые увидели, что Надаль играет в
чужой, неудобный для него теннис. Проявить себя ему удавалось только на
своей подаче и то отчасти, потому что – такое складывалось впечатление
– некоторые геймы на подаче испанца Роджер словно бы пропускал. Может,
и тут не хотел дать ему разбегаться? Мысль, конечно, довольно дикая, но
факт: из десяти геймов на приеме пять проиграл с нулевым счетом, еще в
трех поборолся, а в двух – девятом в первом сете и пятом во втором –
сыграл очень ответственно, блеснул форхендом по линии, очень красивым
укороченным. И там, и там сделал по брейкпойнту и тут же превратил их в
брейки. Надаль тоже имел две возможности взять подачу швейцарца (в
шестом гейме первого сета и в девятом второго), но получил быстрый
отпор и не сумел их использовать.
В расчетливости и рационализме
на этот раз Федерер превзошел самого себя. Он допустил всего три
двойные ошибки и 25 – невынужденных (у Надаля – 16), сделал на 5 эйсов
больше испанца (6-1) и у него в два раза больше активно выигранных
очков (25 –12). Но от этого чисто как зрелище матч, конечно проиграл.
Не было ощущения битвы корифеев. Зато метафора о том, что теннис – это
шахматы в движении, ложится на мадридский финал лучше всего. При том,
что обе их партии можно почти целиком разобрать на этюды и поместить в
учебник.
Нет сомнений, что продемонстрированный Роджером в
поединке с Надалем вариант игры, техника и тактика успешного
противодействия тому, что признано в современном мужском туре грунтовым
эталоном, заставит многих задуматься о креативных возможностях
современного тенниса, все больше похожего на рубку гладиаторов. Роджер
не совершил открытия – скорее, развил собственные идеи. Но идеи эти
интересны уже хотя бы тем, что Федерер сделал наконец то, чего от него
давно ждали, но сделал совсем не так, как ему подсказывали
многочисленные доброжелатели. Он не стал играть агрессивнее и мощнее, а
остался верен себе, своей интеллектуальной модели, считая, что его спад
в игре не означает, что она исчерпала себя. Трудно, безумно трудно
остаться верным себе, когда после четырехлетнего доминирования на
корте, обернувшегося неизбежным физическим и эмоциональным спадом,
вокруг возникает вакуум и тотальное непонимание…
Но Роджер –
очень хотелось бы надеяться – все это преодолел. Он не доказал, что
сильнее Надаля. Он всего лишь доказал, что знает, как с ним играть.
Теперь знает.
